— Проверим, — бесстрастно сказала Атта.
Томас, нахмурившись, посмотрел на Сэм.
— На пленке с Халашем были такие же врезки, — объяснила та. — Фирменные этикетки на упаковках с каких-то распродаж. Но, когда мы проверили их, оказалось, что они собраны со всей страны. Эта сволочь играет с нами, профессор. Подбрасывает искусственные наживки, чтобы мы попусту тратили силы.
Все новые и новые очертания появлялись и таяли во мраке. Картинка подпрыгнула, словно камера наткнулась на обломки кораблекрушения. Томас наблюдал за каждой мельчайшей подробностью с той же тревогой, что и в первый раз. Непонятно почему, но от знания, что он не увидит Фрэнки, все делалось только хуже.
Хотя если бы он...
«Все это нереально. Просто все эти вещи и люди существуют только у меня в голове...»
Неожиданно картинка стабилизировалась. Вглядываясь, Томас различил нечто наподобие собачьей конуры с цепью... Конура стояла в подвале, заваленном всяким хламом. Человеческая фигура неуклюже двигалась в полумгле, явно позабыв о следящем за ней объективе.
— Аллилуйя, — прошипели динамики, будто слово это само вынырнуло из «белого шума».
Человек отшатнулся, затем пьяно рухнул на колени. Теперь он рыдал.
— Аллилуйя...
Свет вспыхнул ярко и внезапно, как прожектор, направленный из засады тюремной охраной. Человек развернулся к камере. Томас, словно со стороны, услышал собственные всхлипывания, как в первый раз, когда он понял, что это не Фрэнки... а Джеки Форрест, вытянувший руки, словно прокладывая путь сквозь толпу папарацци. Голова его была перебинтована, как у Халаша, и утыкана какими-то серебристыми винтами.
— Ты, — возмущенно плюнул он. — Ты не можешь причинить мне боль! Я знаю, куда я иду! Я видел!
— Ты видел?
Вопрос буквально потряс проповедника. Гнев и ужас попеременно мелькали на его лице.
— Я следую вере! — Он вытер подбородок и безумно улыбнулся. — Вера — это суть того, на что мы уповаем! — воскликнул он трепетным баритоном, который столь многие проповедники приберегают для библейских цитат. — Уверенность в невидимом!
— Значит, вера без свидетельств и есть свидетельство?
— Тебе этого никогда не понять, ты — сукин сын! — прорычал Джеки. — Пока ты не будешь корчиться в адском пламени! Тогда твоя аго...
— Агония? Ты это хотел сказать?
Джеки снова изо всех сил смачно плюнул. Потом встал, его снова потянуло назад, и он неуклюже повалился на пол. Темное пятно мочи и фекалий расползлось вокруг. Он хотел было вскрикнуть, но вместо этого его вырвало.
Джеки обмяк.
— Сук... сы... — всхлипывал он. — Сук... сы...
— Позови его.
Джеки свернулся, как зародыш.
— Па-жа-луйс-с-с-та! — прошипел он.
— Ну позови, позови его.
— Па-жа-луй-с-с-с-та, Боже! — взвыл он. — ПА-ЖА-ЛУЙ-С-С-ТА!
Какое-то время Джеки беспомощно ползал по полу, потом подпрыгнул, словно кто-то неожиданно легонько ударил его по плечу. Так он стоял, дико озираясь, затем медленно повернул лицо в сторону света, идущего от камеры.
Предплечьем он вытер нос, забыв про вымазанное дерьмом лицо.
— Ты видишь?
— Р-разве? — спросил Форрест дрожащими губами. — Разве это возможно?
— Это Бог?
Лицо проповедника сморщилось, затем утратило всякое выражение.
— Д-да-а-а-а-а! — задыхаясь, вымолвил он. — Я не вижу... но я чув-ст-вую его... здесь... совсем рядом...
— Откуда такая уверенность?
— Это не имеет никакого отношения к твоим жалким вопросам... Это...
Лицо проповедника плавно перемещалось по экрану, грязное, расплывшееся в ярком свете. Блеснул металл хирургического инструмента. Из-под винтов потекли струйки крови. Лицо стало жалобным и заискивающим, словно чувствующим приближение благодати. Жалким и радостным, так что Томас не выдержал и отвернулся.
— Я знал это... Я всегда знал это!..
Глубокий вдох потряс все тело Форреста. Дрожащие веки. Буря восторга, швырявшая голос из стороны в сторону.
— Ии-и-и-су-у-ус сладчайший! Да святится...
— Чушь собачья, — пробормотал Джерард, которого, впрочем, тут же заставил умолкнуть свирепый взгляд агента Атты.
— Прости мне... о-о-о, па-жа-луй-ста...
— Дальше в том же роде, — сказал Томас, заглушая воркующий голос проповедника. — Снова и снова, до конца записи.
— Я не хотел... Не-е-е-е-т... Не-е-е-е...
Воздух стал таким спертым, что невозможно было дышать.
— Не может быть, чтобы это происходило на самом деле, — сказал Джерард, чуть помолчав. В голосе его звучал страх.
— Чего не может быть на самом деле? — спросил Томас.
— Он не может заставить никого увидеть Бога.
Томас пожал плечами.
— Почему бы и нет? В этом вся и суть: переживания, все переживания не более чем плод нервной активности. Так почему религиозное переживание должно быть исключением? Такие переживания — самое обычное дело для ученых, занимающихся исследованиями мозга... одни из первых, которые были стимулированы искусственно.
Джерарда, похоже, это не убедило. Не то чтобы не убедило — он готов был согласиться, но с неохотой. Он вполне мог пожать плечами, видя, что происходит с Повски и Халашем, но только не это. Ему следовало переродиться, понял Томас, вернуть гордость личных отношений с Иисусом Христом.
Но если откровение сводилось к подключению и отключению каких-то проводков...
— Все это какой-то фокус, не иначе, — сказал Джерард. — Неужели вы хотите сказать, что он мог сделать это с вами, со мной, с каждым?
В голосе агента появились нотки безумного возмущения.
Томас кивнул.